пятница, 26 июля 2013 г.

Воробьев В. М. «Конность, людность, оружность и сбруйность» служилых городов при первых Романовых.

Еще одна замечательная статья, посвященная состоянию поместной конницы после Смуты: Воробьев В. М. «Конность, людность, оружность и сбруйность» служилых городов при первых Романовых. // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 93-108

С избранием Земским собором 1613 г. государем всея Руси Миха­ила Федоровича Романова начался сложный процесс восстановле­ния русской государственность во всех ее ипостасях. Разворован­ная, разоренная и униженная в годы Смуты и иностранной интер­венции Россия неторопливо, но неуклонно вставала с колен. Глаза боялись, руки делали ... Повседневным трудом и службой русский народ, сплачивая и вдохновляя своим житейским примером другие народы страны, одолел-таки разруху, социальную рознь и восста­новил, в пределах возможного и, порой, невозможного, хозяйство и обороноспособность нашей Родины. И уже через полвека Рос­сия не только вернула свое прежнее геополитическое положение на западных рубежах, но и стала мощной евразийской державой. А восстанавливать-то порушенную страну приходилось во многих случаях практически заново.

Полтора десятка лет смутного времени и польско-шведской ин­тервенции вконец разрушили поместную систему как основу само­обеспечения ратной службы помещиков за счет крестьянских пла­тежей. Теперь почти поголовно пустопоместное, а в иных случа­ях и беспоместное дворянство не могло «подняться» на государеву службу без денежного жалованья из государственной казны.1 Не­простая ситуация сложилась для разоренной страны. К расходам на содержание стрелецкого войска и гарнизонных служилых людей прибавились расходы, и немалые, на выплаты денежного жалова­нья помещикам. Но правительство новой династии в конце концов взялось за решение и этой проблемы. В данном случае одновре­менно сработали попечительская функция русского государства и, в конечном счете, здравый смысл. Надо признать, что Романовы на этом этапе, спасая поместную систему, спасли страну от повто­рения Смуты. Ведь один из главных уроков недавнего горестно­го прошлого состоял как раз в том, что развал государственности стал приобретать катастрофическое ускорение по мере втягивания в Смуту служилых городов.
Восстановление поместной системы осуществлялось по несколь­ким направлениям. Сначала были разовые выплаты денежного жа­лованья отдельным служилым городам по тому или иному случаю.2 Затем, после возвращения Филарета Никитича в 1619 г. из поль­ского плена, был взят курс на долгосрочные и широкомасштабные налоговые льготы для помещиков: обеление барской пашни, переход в 1620-1632 гг. к взиманию налогов только с обрабатываемой кре­стьянами и бобылями пашни, т. е. с «живущей чети».3 Все эти меры, вместе с интенсивной правовой разработкой накопившихся проблем поместно-вотчинного землевладения, службы с поместий и вотчин и т.п. призваны были создать условия для первоочередного выхода из разорения поместий и вотчин. Попечительством патриарха Фи­ларета в июле 1621 г. в качестве экстренной меры по поднятию бое­готовности служилых городов была предпринята массовая раздача денежного жалованья служилым людям "на нынешней, на 129-й год, для их бедности". В наказе новгородскому воеводе и дьякам прямо указывается инициатор данной акции: «... великий государь, царь и великий князь Михаил Федоровичь всея Русии для печалованъя отца своего, великого государя, святейшего патриарха Филарета Ни­китича Московского и всея Руси, их (помещиков всех пятин—В. В.) пожаловал, велел им дати свое государево денежное жалованье: з болших статей по 10 рублев, а з 10-ти рублев по окладом сполна».4 Финансирование дальней конной службы помещиков из казны стало до второй половины 1630-х годов главным источником поддержания боеготовности, хотя и не всеобъемлющей, служилых городов.5 Но возможности государственной казны в условиях разоренной страны были невелики. По этой причине жалованье выплачивалось не всем пригодным к службе, а только тем, кто мог, получив жалованье, «подняться на конную службу», про остальных же тогда говори­лось: «служити им ноугородцкие и ближние службы пешими, а с полковые конные службы их, за бедностью, и з государевым жалова­ньем не будет».6
Долговременные правительственные меры по обеспечению выхо­да поместной системы из состояния разоренности стали приводить к ожидаемым результатам во второй половине 1630-х годов. Так, в государевой грамоте 1638 г. новгородскому воеводе и дьякам пору­чалось совместно с окладчиками всех пятин выбрать для «государе­вы береговые службы» 1000 человек «добрых и поместных и прожи­точных людей».7 Данный факт означает, что впервые за последние 17 лет в качестве критерия пригодности к дальней конной службе в приказной документации вновь появляется понятие «прожиточности» помещиков, которое заключало в себе наличие в поместьях и вотчинах крестьян и бобылей, что, в конечном счете, свидетельство­вало о глубинных сдвигах в лучшую сторону в экономике страны, происшедших за 25 лет правления Романовых.
Ключевые показатели состояния поместного войска, заложен­ные в образной формуле «конность, людность, оружность и сбруйность», применительно к новгородским служилым городам получе­ны по материалам трех первых после Смуты смотров: 1621,8 16319 и 1638 10 годов. Прежде всего выявим общий уровень «конности» служилых го­родов в его количественном и качественном выражениях.
Первый показатель уровня «конности» определяет какая часть от общего числа пригодного к службе и не занятого в данное время на различных должностях «у государевых дел» дворянства могла по своему материальному положению быть на дальней полковой кон­ной службе. Итак, после июльской 1621 г. денежной раздачи, в зна­чительной мере поднявшей готовность новгородского дворянства к службе, в числе конных оказалось 29,4% (табл. 1) служилых людей. Через 10 лет, в канун Смоленской войны, доля конных служилых лю­дей увеличилась более чем вдвое и уже составляла 67,0%. Столь ди­намичный прирост был обеспечен в основном денежными выплатами из государственной казны. После же неудачи Смоленской кампании 1632-1634 гг. интенсивность этих выплат понизилась. Но к этому времени уже заработал другой фактор — постепенное оживление по­мещичьих хозяйств, что предопределило устойчивость уровня бое­готовности служилых городов. Смотр 1638 г. выявил готовность к конной службе, обеспеченной уже крестьянскими платежами, у 62,4% новгородских помещиков.
Другой показатель, заложенный в понятии «конности» дворян­ской службы, определяет наличие запасных («простых») лошадей, что являлось, согласно формуле «в далный поход о дву конь» Уло­жения о службе 1556 г., непременным условием дальней полковой службы. В 1621 г. только 2,5% конных дворян и детей боярских могли выйти в поход, имея запасных лошадей. В дальнейшем этот показатель неуклонно повышался: в 1631 г. до 8,2%, в 1638 г. до 12,9%. Однако и в этих условиях обеспеченность дворянской кон­ницы запасными лошадьми оставалась явно недостаточной для то­го, чтобы она могла полноценно решать задачи дальних, страте­гических походов. Здесь по-прежнему сдерживающее воздействие оказывал фактор бедности основной массы уездного дворянства в изучаемый период. При скудном достатке едва-едва оживших поме­стий и вотчин для большинства служилых людей мысль о покупке столь необходимой в боевых условиях запасной лошади превраща­лась в призрачную надежду. А государева денежного жалованья едва хватало на покупку основной лошади и вооружения, а также на замену имевшейся плохенькой лошадки на лошадь лучших бое­вых качеств.
Третий показатель «конности» службы характеризует боевые ка­чества лошадей. Источники различают среди них шесть типов: конь добрый, конь, мерин добрый, мерин, меринок и меринец. В основе такого деления, помимо холощенности, обеспечивавшей бо­лее спокойный нрав лошади, лежали, по-видимому, различия (по нисходящей линии) перечисленных типов по основным боевым качествам: резвости, выносливости и вьючности. Справедливость та­кого предположения подтверждается теми требованиями к боевым лошадям, которые содержит «Боярский приговор о станичной сто­рожевой службе» от 16 февраля 1571 г. Требования приговора сво­дились к тому, чтобы "лошади были добры ... на которых бы лошадях мочно, видев людей (неприятелей—В. В.), уехати, а на худых лоша­дях однолично на сторожа не отпущати".11 В принятом в десятнях XVII в. перечне типов лошадей в качестве «добрых лошадей» следу­ет признать первые четыре типа (конь добрый, конь, мерин добрый, мерин), остальные же два типа (меринок и меринец) — «худыми ло­шадьми». В пользу данного предположения говорит тот факт, что служилые люди при получении государева денежного жалованья предпочитали сразу же заменить своего меринка или меринца на более резвых и выносливых лошадей — на мерина или коня.
Одной из многочисленных иллюстраций по данному поводу мо­жет служить, к примеру, разборная запись 1621 г. относительно помещика Обонежской пятины, служившего по городовому списку с поместным окладом в 700 четвертей и получавшего денежное жало­ванье из Четверти (финансового приказа) в размере 13 руб., Ивана Якимова сына Качалова. «Поместья за ним 373 чети, а в нем не­пашенных бобылей 8 человек, пришли из Московских городов. Сам про себя сказал: на государеве службе будет на меринке с пищалью да с саблею, доспеху никакова нет, да человек в кошу. А только го­сударь, царь и великий князь Михаиле Федорович всея Руси пожа­лует, велит дати свое государево денежное жалованье, и он будет на мерине добром, да человек на мерине з боем. А окладчики про нево сказали: собою добр, поместье разорено от войны литовских и неметцких людей и от руских воров. На государеве службе быти ему так, как сам про себя сказал».12
Другое наблюдение того же плана, полученное при анализе многих сотен формуляров разборных десятен, касается такого важного качества боевой лошади, как вьючность. Речь идет о том, что вооруженности всадника 2-мя или 3-мя пищалями (общим весом соот­ветственно 12 — 16 кг и 18 — 24 кг) всегда соответствовали лошади первых четырех типов, в противном же случае, когда под всадником был меринок или меринец, в комплекте его оружия больше одной пи­щали не бывало.
Основным содержанием перемен в оснащенности боевыми ло­шадьми новгородских дворян и детей боярских, произошедших в из­учаемый период, стало постепенное вытеснение из служебного оби­хода дворянской конницы «худых лошадей» и замена их «лошадьми добрыми» (табл. 2).
Как видим, в 1621 г. на долю «худых лошадей» типа меринок и меринец приходилось 61,3%, преобладающим типом боевой лошади был меринок. Да, можно только догадываться, что же было с оснащенностью лошадьми в среде новгородского дворянства до июльской 1621 г. денежной раздачи ... Последующие финансовые вливания в служилые города привели к коренному изменению ситу­ации. Теперь, т. е. уже в 1631 г., наблюдалось полное преобладание «лошадей добрых». На их долю приходилось 83,6%, а наиболее распространенным типом боевой лошади новгородского служилого человека к этому времени стал конь — 42,4%. Через 7 лет преобла­дание «лошадей добрых» достигло 87%. Правда, применительно к 1638 г. преобладающим типом боевой лошади под седлом новгород­ского служилого человека был мерин — 49,8%. Вот так, с пользой для службы, новгородские служилые города использовали дотаци­онную политику правительства и наступившее в 1630-х годах ожи­вление помещичьих хозяйств.
Теперь о «людности» дворянской конницы, т. е. о ее обеспечен­ности боевыми холопами. Известно, что по норме Уложения о служ­бе 1556 г. каждый помещик с 10-ти крестьянских дворов (100 четей земли) обязан был выставить в поход в полном снаряжении одного конного холопа. По меркам середины XVI в. вместе с провинци­альным служилым человеком в боевой поход обычно поднимались по 2 — 3 конных холопа. Иная ситуация наблюдалась в послесмутное время. В 1621 г. почти 80% готовых к конной службе дворян и детей боярских не имело средств снарядить на службу хотя бы од­ного боевого холопа (табл. 3). Остальные помещики могли выста­вить в поход одного (16,4%), двух (3,7%) и, максимум, трех (0,3%) человек. Через 10 лет при значительно возросшем уровне готов­ности к конной службе самих помещиков можно было бы ожидать роста и показателя «людности» их службы. Однако в реальности в канун Смоленской войны этот показатель понизился в 2,4 раза. Теперь только 8,5% служилых людей оказалось в состоянии вый­ти на службу с боевыми холопами. Этот факт красноречиво сви­детельствует о том, что в условиях почти всеобщей разоренности поместий и вотчин государева денежного жалованья едва хватало на обеспечение личной конной службы помещиков. И только по мере оживления хозяйств, насыщения их крестьянскими и бобыльскими дворами, положение дел стало меняться к лучшему. Так, до­ля тех служилых людей, кто не мог снарядить в поход ни одного холопа, понизилась к 1638 г. До 51,2%, т.е. теперь почти каждый второй помещик служил не только «конно и оружно», но и «людно». Чаще всего выставлялось на службу по одному холопу — 39,5%. В 8,2% случаев дворяне могли снарядить на службу по 2 — 3 человека. Вновь появились уже давно забытые примеры справной, «доброй» службы, когда дворянин мог явиться в поход в сопровождении 4-х, 5-ти и даже 6-ти «людей». В основе такой службы всегда была хорошая обеспеченность поместий и вотчин крестьянами и бобылями, трудом которых только и могла состояться «добрая» ратная служ­ба помещиков. Вот несколько тому примеров из разборных десятен 1638 г. Помещик Водской пятины Яков Матвеев сын Муравьев, служивший по дворовому списку, имел поместный оклад 600 чети, а денежный оклад — 40 руб. из Чети. На смотре он «сказал поме­стья за ним и вотчины 495 чети, а крестьянских и бобыльских 50 дворов. На государева службе будет на коне да человек с простою лошадью. Бою пара пистолей да карабин, да сабля, да пансырь, да шапка мисюрка. Да человек за ним на мерине с пищалью з дол­гою, да 4 человека в кошу с пищальми да с рогатины».13 Как видим, Яков Муравьев вместо положенных по нормам Уложения о служ­бе 5-ти человек сумел выставить 6 боевых холопов, в том числе 2-х конных. В основе его служебной добротности были прежде всего 50 крестьянских и бобыльских дворов. Помещик Бежецкой пятины князь Роман княж Иванов сын Путятин также служил по дворово­му списку с поместным окладом 550 чети, а с денежным окладом в 20 руб. из Чети. Характеристика его имущественного и служеб­ного состояния выглядит следующим образом: «сказал поместья за ним в дачах 416 чети с третником, а крестьян и бобылей 30 семей. Да в вотчине — 80 чети да крестьян и бобылей 12 семей. А на государеве службе будет на коне на добром, да конь в простых. Бою 2 пистоли да карабин, да сабля, да латы, да шишак. Да 2 человека на конех з боем: с карабинами да с саблями. Да 3 человека в кошу с пищальми з долгими».14 И здесь в основе благополучия выступало наличие в поместье и в вотчине 42-х семей крестьян и бобылей, что позволило помещику иметь одного хорошего коня под седлом, дру­гого в качестве запасного, хорошо вооружить себя самого и своих 5-х холопов, в том числе 2-х конных. И еще один яркий пример из того же ряда. Помещик Обонежской пятины Степан Елизарьев сын Корсаков служил по дворовому списку с «отцова» поместного окла­да в 500 чети и с денежного в 10 руб. из Чети. Поместья за ним в даче было 505 чети, крестьян и бобылей — 38 семей. На государеву службу был готов выйти «на коне да конь в простых. Бою 2 пи­столи да карабин, да сабля, да збруи на себе— бехтерец да шишак. Да человек, которой с простой лошадью. Бою у человека пищаль долгая. Да 3 человека в кошу, а бою по пищали по долгой у дву, а у третьего — рогатина да топор».15
Таким образом, приведенные выше примеры, а также анализ всей совокупности данных разборных десятен 1638 г. показывают, что к концу 1630-х годов проявились черты процесса восстановления по­местной системы, т. е. системы, призванной обеспечивать военную службу дворян за счет крестьянских платежей. Но темпы процесса оставляли желать лучшего. Положение подавляющей части провинциального дворянства продолжало оставаться бедственным. Имен­но бедность служилых людей долгое время еще сдерживала рост темпов восстановления боеспособности поместного войска.

Таблица 4
Общая характеристика службы боевых холопов в 1621 — 1638гг.

Категории боевых холопов
по роду их службы
1621 г.
1631 г.
1638 г.
холопов
%
холо-
пов
%
холо-
пов
%
Служилые
7
8,0
18
18,6
10
2,8
С господскими запасными лошадьми
8
9,2
-
-
44
12,3
Кошевые
72
82,8
79
81,4
304
84,9
Итого
87
100,0
97
100,0
358
100,0

Об этом позволяет судить и общая характеристика службы бое­вых холопов. Да, к концу 1630-х годов обеспеченность ими дворян­ской конницы повысилась, их численность выросла, как минимум, в 4 раза. Но уровень их оснащенности лошадьми и вооружением оставался невысоким (табл. 4.)
В 1638 г. только 15% боевых холопов служило конную полковую службу. Большая же их часть, как и 17 лет назад, могла нести только кошевую, т.е. обозную, заградительную службу.
Намного лучше обстояли дела с вооруженностью дворян и их бо­евых холопов. Выявленные показатели «оружности» новгородских служилых городов в изучаемый период (табл. 5) позволяют уловить суть глубинных процессов, происходивших в недрах поместной си­стемы.
Смотр боеготовности служилых городов 1621 г. показал, что в основе тогдашнего вооружения дворянской конницы — почти на 95% — было огнестрельное оружие в сочетаниях с другими вида­ми вооружения и, прежде всего, и непременно, с колющим и рубя­щим холодным оружием—с саблей. Доля же помещиков, воору­женных только саадаком (лук, стрелы, футляр для лука и колчан для стрел) и саблей в это время составляла 5,2%. Саадак в каче­стве дополнения к огнестрельному оружию и сабле встречался еще в 2,8% случаев. Общий же показатель применения древнейшего ме­тательного оружия—лука—8% говорит о завершавшемся процессе его вытеснения из вооружения поместной конницы. Теперь самым распространенным комплектом оружия, определявшим облик и во­оруженность поместного всадника, были пищаль и сабля — 83,9%. Заметной в это время стала прослойка дворян, вооруженных лег­ким огнестрельным оружием — пистолями (в сочетании с другими видами вооружения) — 6%.
В ходе подготовки поместной конницы к Смоленской войне жест­ко проявилась тенденция к полному преобладанию в вооружении дворян и детей боярских тяжелого огнестрельного оружия — 98,9%. При этом определяющим комплектом «оружности» конного помещи­ка в 1631 г. стали 2 пищали и сабля—78,7%. Симптоматично было и появление всадников, вооруженных сразу 3-мя пищалями. Веро­ятно, в основе такой перемены в вооруженности поместной конницы лежала мысль о необходимости создания ее повышенной огневой мо­щи в условиях длительного предстоящего «выкуривания» польских захватчиков из Смоленска.
Так или иначе, но после Смоленской войны ситуация коренным образом изменилась. Главным содержанием перемен в вооруже­нии поместной конницы в данный период стал курс на создание на ее основе мобильных, легковооруженных конных формирований. К 1638 г. добрая половина пути в этом направлении была уже прой­дена. Теперь на долю легковооруженных всадников, вооружение которых составляли карабины, пистоли и сабли (только в одном случае вместо сабли был палаш), приходилось 71% дворян и детей боярских новгородских служилых городов. Совсем исчезла воору­женность 3-мя пищалями, близкой к полному вытеснению оказалась вооруженность помещиков 2-мя пищалями. Заметной еще остава­лась прослойка конников, вооруженных 1-й пищалью в сочетании с другими видами оружия — 27,4%. Что же касается такого оружия как саадак и чекан (вид боевого топора с клиновидным лезвием), то они теперь выступали в качестве экзотического и встречались только у 0,5% всадников. Самым же распространенным комплектом оружия среди новгородских дворян и детей боярских в это время были: карабин, пистоль и сабля — 39,9%. К нему примыкал также комплект из карабина, 2-х пистолей и сабли — 7,5%. Так торился но­вый путь в развитии русской поместной конницы, путь к созданию на ее основе "полков нового строя" — рейтарских и гусарских.
Перевооружение поместной конницы, начавшееся после Смолен­ской войны, привело у улучшению вооруженности боевых холопов за счет передачи помещиками части личного оружия своим слугам-соратникам. Вооружение конных слуг мало чем отличалось от по­мещичьего и состояло как из огнестрельного, так и холодного ору­жия. Иначе и быть не могло, так как от взаимодействия в боевых условиях холопов со своими помещиками на равных зависела их общая безопасность.
Таблица 6
Вооруженность кошевых людей в 1638 г.
Комплекты оружия
Кол-во
%
Пищаль долгая, рогатина, топор
9
3,0
Пищаль долгая, топор, сабля
2
0,7
Пищаль долгая, рогатина
19
6,2
Пищаль долгая, топор
43
14,1
Пищаль долгая, сабля
7
2,3
2 пищали долгие
1
0,3
Пищаль долгая
33
,10,8
Пищаль, рогатина, топор
7
(2,3
Пищаль, топор, сабля
3
1,0
Пищаль, рогатина
10
3,3
Пищаль, топор
20
6,6
Пищаль, сабля
3
1,0
Пищаль
15
4,9
Рогатина, топор, сабля
2
0,7
Рогатина, топор
107
35,2
Рогатина, сабля
3
1,0
Рогатина
14
4,6
Копье, топор
1
0,3
Топор, сабля
2
0,7
Топор
3
1,0
Итого
304
100,0
Несколько по-другому обстояли дела с вооруженностью кошевых людей. Их оружие должно было быть при­способленным к оборонительным действиям. Поэтому значитель­ная часть прежнего помещичьего тяжелого вооружения перешла в руки кошевых людей. Как видно из табл. 6, единственным видом огнестрельного оружия у кошевых людей была пищаль. При этом преобладали пищали длинноствольные ("долгие") — у 37,4% от об­щей численности обозников. Общий же уровень обеспеченности огнестрельным оружием охватывал 56,5% кошевых людей. Воору­женность кошевых холопов только холодным оружием составляла 43,5%. Самым распространенным комплектом холодного оружия здесь были рогатина (широкое копье на длинном древке) в сочета­нии с боевым топором. Так было вооружено 35,2% кошевых холопов. Полученные данные о вооруженности холопов на примере новгород­ских служилых городов свидетельствуют о высоком уровне боевой мощи холопьих формирований в рамках поместного войска. Неволь­но приходят на память события Смутного времени, связанные с хо­лопьими восстаниями и движениями.
И, наконец, о «сбруйности», т.е. обеспеченности служилых лю­дей доспехами. Говорить на эту тему и легко и трудно. Легко потому, что защитного вооружения у большинства помещиков в из­учаемый период не было совсем. Так, в 1621 г. из 354 конных дворян и детей боярских только у 5-ти человек (1,4%) были доспехи: у од­ного— кольчуга и шишак; у трех по панцирю; а еще у одного был только шлем ("шелом"). Еще безнадежнее ситуация была в 1631 г., когда из 967 конных служилых людей только 5 человек (0,5%) могли выйти в боевой поход с доспехами: 3 человека в латах и шишаках; 1 человек в бахтерце; и еще 1 человек в панцире. К 1638 г. обес­печенность доспехами помещиков несколько улучшилась, но все же оставалась неблагополучной: только у 2,6% от общей численности конных дворян и детей боярских имелись доспехи. 1 человек был облачен в латы и шишак, 1 человек — в латы; 1 человек — в панцирь и шишак, 3 человека — в панцири и шапки мисюрки, 5 человек — в панцири, 1 человек — в бахтерец и шишак, 1 человек — в кольчугу, 1 человек — в "доспехи" и шапку мисюрку, об одном же человеке просто сказано, что он будет "в збруе". Примечательно, что на смотре 1638 г., впервые в рассматриваемый период, только один помещик заявил, что его холоп будет на службе в кольчуге и в шап­ке мисюрке. Вот такой удручающей была ситуация. В этом-то и состоит трудность рассуждений по данному вопросу. В подобных случаях, когда в очередной раз обнаруживаешь факты бедности и незащищенности самих защитников государства, трудно соблюсти академическую невозмутимость. Но и в этом плане через некото­рое время был взят единственно верный курс: обеспечение служи­лых людей защитным вооружением стало производиться из казны Разрядного приказа.
Таким образом, динамика количественных и качественных изме­нений, происходивших в поместной системе в первые десятилетия после Смуты, позволяет увидеть новые горизонты в изучении дан­ной проблемы. Процесс восстановления поместной системы в пер­вой половине XVII в. не следует понимать как простое поднятие бо­еготовности служилых городов до уровня прежней их мощи, т. е. до уровня середины XVI в. Это явление представляется весьма слож­ным. Главным же содержанием этого процесса, начавшегося после Смуты, стало постепенное, обусловленное, как мы видели на при­мере новгородских служилых городов, множеством факторов, пре­вращение структур служилых городов в структуры конницы нового строя, т.е. более легкой и мобильной. Как показывают массовые материалы десятен 1660-1670-х годов, поместная конница ко второй половине XVII в. стала уже глубоко реформированой. Со време­нем в ней все меньше и меньше оставалось места прежней сотенной службе помещиков. На смену сотенной службе в повседневность служилых городов приходила служба помещиков в отрядах рейтар, копейщиков и гусар. К концу же XVII в. на основе служилых го­родов по сути дела уже были сформированы структуры регулярной конницы со значительным сектором материального обеспечения кон­ной службы дворян из государственной казны, т. е. тогда свое ло­гическое завершение получили те подходы, которые были найдены правительством Романовых в чрезвычайных условиях первых деся­тилетий после Смуты.

Примечания:
[1] Воробьев В.М. Из истории поместного войска в условиях послесмутного времени (на примере новгородских служилых городов)// Исторический опыт русского народа и современность. Мавродинские Чтения. СПб., 1994. С. 87.
2 Там же. С.84.
3 Воробьев В.М., Дегтярев А.Я. Русское феодальное землевладение от "смутного времени" до кануна петровских реформ. Л., 1986. С. 177-180.
4 РГАДА. Ф. 210, (Разрядный приказ. Дела десятен). Кн. 131, Л. 3.
5 Воробьев В.М. Из истории поместного войска ... С.87.
6 РГАДА. Ф.210. (Разрядный приказ. Дела десятен). Кн. 135, Л. 164.
7 Там же. Кн. 140, Л.1.
8 Там же. Кн. 133, 134, 135, 287.
9 Там же. Кн. 137
10 Там же. Кн. 140.
11 Акты Московского государства. Т.1. №2. СПб., 1890.
12 РГАДА. Ф.210. Кн. 133. Л.31.
13 Там же. Кн. 140, Л.8-8об
14 Там же. Л. 179.

15 Там же. Л. 281.

2 комментария:

  1. а так ли были нужны доспехи в условии господства огнестрельного оружия?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. В вопросе защитного вооружения есть два существенных нюанса.
      Во-первых, ключевой противник - на юге, именно туда ежегодно на береговую службу посылались дворяне и дети боярские. А там у противника основное оружие лук, пика (часто без металлического наконечника, т.е. по сути просто заточенная палка) и лук. И там защитное вооружение лишним не было
      Во-вторых, в той же Европе, несмотря на куда более глубокое проникновение огнестрела, от защитного вооружения в кавалерии отказываться не спешили. Наверное, не просто так :). Кираса защищала от холодняка и от пули и картечи на определенных дистанциях

      Удалить