пятница, 19 июля 2013 г.

Воробьев В. М. Лжедмитрий I и судьбы службы «по отечеству» и поместной системы

Немного не попадает в «мой» период, но, тем не менее, очень интересная и полезная статья: Воробьев В. М. Лжедмитрий I и судьбы службы «по отечеству» поместной системы // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Материалы научной конференции. 18 20 ноября 2003 года. Великий Новгород. 2003. Ранее я ее уже выкладывал на своем старом сайте “Oderint dum probent”, но тот сайт уже давно закрыт, а сама статья нигде больше в интернете не появлялась.

Поместный и денежный оклады определяли служебное и общественное положение служилых людей «по отечеству». Общая характеристика значения и истории поместных окладов принадлежит выдающемуся знатоку русской истории С. Б. Веселовскому: «Тогда же (т. е. в ходе реформ середины XVI в. — В. В.), очевидно, была и выработана шкала поместных окладов от 100 четей для новиков из городовых детей боярских до 1000 четей для бояр и других высших чинов государева двора. Такую шкалу окладов мы находим в древнейшей сохранившейся десятне по Кашире. На практике эта сложная система окладов, в целях уравнивания службы по земле, ушла далеко от замыслов реформаторов. Главная причина этого была в том, что уже в первой половине XVI в. стал обнаруживаться недостаток в подходящих для испомещения служилых людей землях. Первым следствием быстрого распространения поместной системы было расхождение поместных окладов и поместных дач. С течением времени несоответствие окладов дачам все возрастало и сделалось постоянным явлением до конца существования поместной системы при Петре I».[1] Конкретные исследования по истории поместной системы и поместного землевладения в целом подтверждают это положение.[2] Но в данной схеме присутствует одна убаюкивающая исследователей мысль — о постепенности расхождения поместных окладов и поместных дач. А «постепенность» часто связывается с «объективностью» и «неизбежностью» процессов. Был ли в этой истории след субъективного фактора, а если был, то насколько глубоким он оказался на фоне естественного хода событий? Для ответа на данный вопрос обратимся к обстоятельствам верстанья 1605 г.
398 лет назад в недрах Разрядного приказа появились разрядные записи о событиях летних месяцев 7113 г. Они по сути стали сухим перечнем особо крупных злодеяний Лжедмитрия I-го в 1605 г.: 1) убийство царицы Марии и царевича Федора Годуновых; 2) насильственное постриженье царевны Оксиньи; 3) сведение с Святейшего престола и заточенье патриарха Иова; 4) рассылка по тюрьмам «Годуновых всех и до малого ребенка»; 5) принуждение, под страхом смерти, вдовствующей царицы — инокини Марфы к тому, «штоб ево назвала сыном своим, царевичем Дмитрием»; 6) приближение к себе Нагих и Головиных с раздачей им боярских чинов, вотчин и дворов Годуновых; 7) высылка из Москвы «по службам по городам» тех, «которые царю Борису служили»; 8) «А в городех дворян и детей боярских велел для прелести верстать и давать оклады болешие».[3] Примечательно, что искушенные в тонкостях и деликатности государственного и военного строительства деятели Разрядного приказа (главного военного ведомства страны) включили верстанье 1605 г. в один ряд с другими рычагами государственного переворота, предельно ясно обозначив направленность верстания: «для прелести», т. е. для обмана служилых людей «по отечеству». Они-то отчетливо представляли последствия этого шага. Во-первых, верстанье служилых людей непомерно высокими окладами приведет к системному кризису служилых городов из-за крутой ломки сложившихся за столетие развития поместной системы их внутренних структур. Во-вторых, резкое повышение окладов ни при каких обстоятельствах не могло быть обеспечено ни земельными ресурсами ни денежными. В итоге — новый виток Смуты. Характерно и то, что сами дворяне и дети боярские тоже распознали лукавство самозванца. Так, представитель Арзамасского служилого города, выступив в роли частного летописца, прямо пишет о подлинных целях самозванческого верстанья: «А в 114-м году, хотя всю землю прелстити и будто тем всем людем милость показати и любим быти, велел все городы верстати поместными оклады и денежными оклады, а верстали городы (курсив мой — В. В.) бояре и околничие».[4] Последняя фраза здесь, казалось бы, неуместна: верстанье, разборы и денежные раздачи всегда осуществлялись этими 2-мя высшими чинами Боярской думы. Однако не случайно Баим Болтин подчеркнул данное обстоятельство. Городовой сын боярский нашел в себе мужества и сознательно высветил этой фразой позорный факт участия в развале государственности высших чинов Боярской думы. По всей стране верстанье 1605 г. обернулось за полгода. Надо было спешить… Уже «на зиму (7114 г. — В. В.) вор, Рострига Гришка Отрепьев, для своего царства велел верстати всю землю валовым верстаньем, поместным окладом и денежным жалованьем болшим по розным городом служилых людей».[5] Итак, к январю 1606 г. дело было сделано.

В историографии самозванческому верстанью 1605 г. уделено незаслуженно мало внимания. Здесь сработало несколько факторов. Первый заключается в состоянии источниковой базы вопроса — подавляющее большинство верстальных десятен 1605 г. не сохранилось. Второй — в слабой нацеленности определенной части исследователей на долгий и кропотливый архивный поиск, куда легче работать с опубликованными источниками. Третий — в традиционности нашей историографии, давно подмечено, что, если какому-то факту не нашлось места в сочинениях С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, то его как бы и не было вовсе.

Начнем с третьего фактора, а роль остальных станет очевидной по ходу изложения фактического материала. О верстанье 1605 г. С. М. Соловьев прямо не говорил, но о последствиях его все же упомянул, создавая портрет нового русского «государя» — легкого и приятного в общении человека: «Не проходило дня, в который бы царь не присутствовал в Думе. Иногда, слушая долговременные бесплодные споры думных людей о делах, он смеялся и говорил: “Сколько часов вы рассуждаете и все без толку! Так я вам скажу: дело вот в чем!” — и в минуту, ко всеобщему удивлению, решал такие дела, над которыми бояре долго думали. Он любил и умел поговорить… Когда поляки советовали ему принять строгие меры против подозрительных людей, то он отвечал им, что дал обет Богу не проливать христианской крови, что есть два средства удерживать подданных в повиновении: одно — быть мучителем, другое — расточать награды, не жалея ничего, и что он избрал последнее. Он велел заплатить всем те деньги, которые были взяты взаймы еще Грозным и не отданы. Жалованье служилым людям удвоено (курсив мой. — В. В.); духовенству подтверждены старые льготные грамоты и даны новые; послано соболей на 300 рублей во Львов для сооружения там православной церкви…»[6] В. О. Ключевский совсем не обратил внимания на верстанье 1605 г. Но, вслед за С. М. Соловьевым, оставил свои зарисовки к портрету Лжедмитрия I-го: «Молодой человек, роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато одаренный, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы…».[7]
В новейшей историографии Смутного времени можно выделить лишь 3 работы, в которых в той или иной мере внимание авторов обращено к верстанью 1605 г. Так, Р. Г. Скрынников, рассуждая о первых месяцах царствования Лжедмитрия, отмечает: самозванец сразу же «уразумел, что его власть лишь тогда будет прочной, когда он заручится поддержкой всего дворянства».[8] Стремясь укрепить свою опору, по мнению того же автора, «государь готовился провести генеральный смотр дворян, с тем чтобы наделить их денежным жалованьем и поместьями (курсив мой — В. В.). Таким путем, утверждали современники, он желал “всю землю прельстить”, и “всем дворянам милость показать”, и “любимым быть”».[9] П. В. Седов, изучая историю дворянства в Смуту, сделал попытку использования истории поместных и денежных окладов начала XVII в. в качестве средства изучения дворянства этого времени. Естественно, что в центре внимания здесь будет та часть его статьи, в которой речь идет о верстанье 1605 г. Поскольку это первая специальная работа по данному сюжету, постольку важно выяснить что удалось, а что, на мой взгляд, не удалось в этом исследовании. Прежде всего, следует согласиться с П. В. Седовым в том, что общий пересмотр окладов Лжедмитрием I-м стал «одним из важнейших событий его царствования».[10] При этом, по мнению П. В. Седова, проявились «некоторые общие принципы верстанья»: 1) был установлен максимальный размер поместного оклада — 600 четвертей; 2) включение в состав служилого города «служилой мелкоты» во исправление предшествующего верстанья 7112 г. при Борисе Годунове.[11] Правда, из текста статьи не видно авторской позиции в отношении тщательного процитированных П. В. Седовым упреков современников самозванцу в том, что он «велел для прелести верстать и давать больше оклады». Конечно, позиция автора все же проявилась, хотя и косвенно, в общей оценке верстанья, которое по мнению П. В. Седова, было проведено «в интересах широких слоев дворянства» и «должно было способствовать сплочению дворянской корпорации»,[12] т. е. служилых людей Водской пятины. Дело в том, что в основе источниковой базы рассматриваемой части статьи П. В. Седова лежит массовый источник, как он полагал, — «верстальная десятня» 1605 г. по Водской пятине.[13] Но, как будет показано ниже, это весьма специфический источник и сам по себе, т. е. в отрыве от сохранившихся десятен 1605 г., сравнительно малоинформативен. Так исторически сложилось, что именно этот материал, благодаря публикации Н. Мятлева, вот уже более 90 лет находится в научном обороте и является основным источником научных представлений о верстанье 1605 г. В. Н. Козляков верстанью Лжедмитрия I-го посвятил отдельный параграф второй главы монографии. Он, вслед за П. В. Седовым, считает верстанье 1605 г. «одним из важнейших событий царствования Лжедмитрия I».[14] Он также воспринял и общие принципы верстанья поместными окладами в 1605 г., выявленные П. В. Седовым при изучении «верстальной десятни» Водской пятины, т. е. установление максимального размера окладов в 600 четвертей и облегчение доступа в дворянскую корпорацию служилой «мелкоте».[15] Вместе с тем, В. Н. Козляков в верстальных десятнях «114-го года» усмотрел элементы разборных десятен, что дало ему основание развернуть свое видение верстанья 1605 г.: «Проведением верстания правительство царя Дмитрия Ивановича (курсив мой — В. В.) стремилось привлечь на службу как можно больше дворян и детей боярских, получить полную информацию о состоянии уездных дворянских корпораций, включив в наказы вопросы о характере службы, состоянии поместий и вотчин детей боярских… Приведенные свидетельства говорят о том, что цель произведенного в уездах смотра состояла не в уравнительном поголовном увеличении окладов, а в их унификации. Поэтому запись в разрядных книгах (так в тексте — В. В.) о верстании окладами для “прелести” надо воспринимать как риторическое преувеличение, связанное больше с негативной оценкой правления самозванца, чем с реальными фактами укрепления войска».[16]

Завершая обзор существующей литературы по верстанью 1605 г. необходимо подчеркнуть, что ни П. В. Седов, ни В. Н. Козляков не подкрепили свои суждения какими-то ни было статистическими выкладками, что неизбежно понижает степень доверия к их выводам.
Теперь обратимся непосредственно к материалам верстанья 1605 г. и к характеристике дошедших до нас новгородских верстальных десятен этого времени. В основу данной работы, помимо опубликованной Н. Мятлевым в 1911 г. «верстальной десятни» Водской вотчины[17], положены еще 3 десятни: по Бежецкой[18], Деревской[19] и Обонежской пятинам[20].
Ключом, открывающим перед исследователями цели и задачи верстанья, разбора, испомещения, писцового описания или переписи населения и т. д., служит преамбула (введение) десятни, писцовой или переписной книги, т. е. любого массового источника. Утрата же преамбулы, а это всегда начальные листы книги, или сжатое ее изложение всегда сулит неприятности исследователям, разночтения и недоразумения в историографии того или иного вопроса. Примеров тому тьма. Поэтому обратимся к преамбулам новгородских верстальных десятен 1605 г.

Прежде всего, рассмотрим преамбулу опубликованной, а потому широко известной в науке «десятни» Водской пятины: «Лета 7114-го сентября в 27 день по наказу, за приписью дьяка Василья Янова, и по грамоте, за приписью дьяка Истомы Карташова, боярин и воеводы Михайло Глебович Салтыков да Василий Иванович Белеутов, да дьяк Михайло Огарков поверстали в Ыванегороде государевым жалованьем помесными оклады новгородцов Вотцкие пятины дворян и детей боярских и новиков, которые государеву службу служат и впредь им государева служба служити мочно, розпрашивая про них окладчиков: хто каков отечеством и службою и в которую статью хто пригодитца.

А поместной им оклад учинен по государеву указу: первая статья — 600 чети, а другая статья — 550 чети, третья статья — 500 чети, четвертая статья — 450 чети, пятая статья — 400 чети, шестая статья — 350 чети, седьмая статья — 300 чети, осьмая статья — 250 чети, девятая статья — 200 чети, десятая статья — 150 чети, перваянадесять — 100 чети. А новиком неслужилым: первая статья — 300 чети, другая статья — 250 чети, третья статья — 200 чети, четвертая статья — 150 чети, пятая статья — 100 чети.

А которые дети боярские по смотру и по окладчикове скаске стары и больны, и худы, и увечны и государевы службы служить им не мочно, и недоросли, которые в службу не поспели, и те дети боярские написаны в сей десятне опроче, особными статьями.
А у поместного верстанья у дворян и у детей боярских, у старых и у новиков, были з боярином и с воеводами, с Михайлом з Глебовичем Салтыковым да с Васильем Ивановичем Белеутовым, да з дьяком с Михайлом Огарковым, окладчики Вотцкие пятины дворяне и дети боярские...»[21] Далее идет перечень 30-ти окладчиков,[22] завершающий текст преамбулы.
Десятни Деревской, Бежецкой и Обонежской пятин также имеют преамбулы. Поскольку тексты их идентичны и разнятся лишь списками окладчиков каждой из пятин, достаточно будет воспроизвести текст преамбулы одной из этих десятен, к примеру, Деревской пятины.
Итак, верстальная десятня 1605 г. Деревской пятины содержит следующую преамбулу: «Лета 7114-го по государеву указу (стыдливо умалчивается имя «государя» — В. В.) и по наказу, каков прислан из Ноугородцкого розряду, за приписью дьяка Василья Янова, боярин и воеводы князь Михайло Петрович Катырев-Ростовской да Иван Никитич Салтыков, да дьяки Василей Оладьин да Ефим Телепнев, выбрав окладчиков Деревские пятины (старых, которые наперед сего в окладе были, а в выбылых место выбрали новых, которых излюбили всею пятиною) и приведчи их к крестному целованью, верстали дворян и детей боярских и новиков служилых и неслужилых государевым денежным и поместным жалованьем, выпрашивая про них окладчиков хто в которую статью пригодитца.

Которые дворяне и дети боярские в десятне (112. г. — В. В.) написаны в свершеных в четырнадцати рублех, а окладчики про них сказали, что они добры, и в том давали свершенье по старой десятне. А которые емлют государево жалованье — другие деньги неодинова, а в свершенье деньги не свершены, и тех верстали а свершеные деньги. А которым государево жалованье — первые деньги, и тех верстали в другие деньги. А которые дворяне и дети боярские по десятне (112 г. — В. В.) емлют свершеные деньги, а окладчики про них сказали, что им болши тех статей быти мочно, и тех верстали и выше тех статей, а болши четырнатцати рублев не верстали.
А новиков служилых поместных и беспоместных, которые служат, а государевым денежным жалованьем не верстаны, и тех верстали: лутчих отецких детей в первую статью по 10-ти рублев и ниж того на 6 статей, а шестую статью по 6 рублев.
А неслужилых новиков поверстали: лутчих отецких детей в первую статью в 8 рублев и ниж того на 5 статей, а пятую статью по 5 рублев.
А по верстанью дворяном и детем боярским и новиком государево жалованье деньги давали с порукою. А что кому государева жалованья денег по верстанью, старой оклад и новые придачи, и хто по ком в службе и в деньгах порука, и то писано в десятне подлинно.
А поместьем верстали дворян и детей боярских дворовых и городовых и новиков по последнему указу, по грамоте, каковы прислана из Ноугородцкого розряду, за приписью дьяка Василья Янова, со 600 чети и ниж того на 11 статей, меншие статьи на 100 чети, роспрашивая окладчиков и самих хто каков службою и отечеством.
А которые дети боярские отечеством молоды, а собою и службою и головою своею добры, и тех верстали к тем же в статьи, которые отечеством добры, выпрашивая окладчиков хто в которую статью пригодитца.
А новиков служилых и неслужилых верстали первую статью по 300 чети и ниж того на 5 статей, а пятую статью по 100 чети.
А которые новики служилые служат лет по 10-ти и по 15-ти с прожиточных поместей без поместного верстанья, и тех верстали по последним указом с старыми, выпрашивая окладчиков хто в которую статью пригодитца, а иных верстали в новичные в отводные статьи.
А которые дети боярские за старость и за увечье, а иные за худобу, у верстанья от службы отставлены, и сколько у кого детей и что за кем поместей, и то писано в десятнех имянно.
А у кого дети в службу поспели, и тех верстали с новики. А недоросли, которые писаны в десятне 112 году, а в службу поспели, и тех верстали с новики ж. А которые в службу не поспели, и которые сверх десятней объявилися по приездом, и тех, осматривая, писали имянно, сколько кому лет и что за кем поместья, а вотчин за дворяны и за детьми боярскими в Новегороде нет.
А хто з боярином и воеводами и з дьяки у верстанья были, окладчиков имяны, и то писали в десятне».[23] Далее идет перечень 14-ти окладчиков[24].
Сравнение двух преамбул обнаружило, что в случае с материалом по Водской пятине мы имеем дело с каким-то сокращенным вариантом верстальной десятни.
Теперь сравним формуляры двух источников.

Ведская пятина
Деревская пятина
«Вотцкие же пятины дети боярские государево жалованье емлют из четверти ж, а поместные их оклады были меньше нынешнего государева указу штисот чети. И в нынешнем во 114-м году по государеву указу боярин и воеводы Михайло Глебович Салтыков да Василей Иванович Белеутов да дияк Михайло Огарков в Иванегороде тех детей боярских государевым жалованьем поместными оклады верстали.
«Дворовые ж. По верстанью боярина и воевод князя Михаила Петровича Катырева-Ростовского да Ивана Никитича Салтыкова да дьяков Василья Оладьина да Ефима Телепнева.
По 600 чети
Михайло Злобин сын Оничков. Поместной ево оклад 550 чети. Поверстан к старому ево окладу на 50 чети. И всего ему поместной оклад 600 чети».[25]
Дворовые ж.
По 600 чети
Федор Семенов сын Чортов, Игнатей да Онтон Семеновы дети Чортова, Иван Матфеев сын Хомутов, Князь Михайло княж Тимофеев сын Мышетцкой, Вельямин Григорьев сын Трусов, Юрьи Булгаков сын Пушкин, Фектист Никитин сын Муравьев, Борис Семенов сын Кобылин...
По 500 чети:
    Князь Булат княж Михайлов сын Мещерской, Князь Данило княж Григорьев сын Мещерской, Иван Семенов сын Картмазов[26]
«Городовые. Жалованье деньги емлют их чети.
По 600 чети:
Кузьма Михайлов сын Бровцын, Семен Петров сын Путилов»[27].
«Городовые ж. Жалованье емлют з городом.
    по 550 чети:
Матфей Офонасьев сын Зиновьев, Иван Романов сын Бровцын, Иван Яковлев сын Путятин, Федор Зверев сын Муравьев, Ивашко Петров сын Чортов»[28].
«Дворовые ж. Деньги емлют з городом по 14-ти рублев. Свершенье старое.
По 600 чети.
Князь Тимофей княж Александров сын Ватбальской. Поместной ево старой оклад 500 чети. Деньги свершеные 14 рублев. Поверстан к старому окладу на 100 чети. И всего ему поместной оклад 600 чети. Деньги даны те же. Порука по нем в службе и в деньгах окладчики князь Михайло Кропоткин, Михайло Оничков»[29].
«Городовые ж. Деньги емлют з городом.
Из других из одиннатцати рублев свершеные 14 рублев.
550 чети.
Ондрей Четвертово сын Рясницын. Старой ево поместной оклад 250 чети. Деньги другие 11 рублев. Поверстан к старому окладу на 300 чети. И всего ему поместной оклад 550 чети. Деньги ему даны свершеные 14 рублев. Порука по нем в службе и в деньгах окладчики Федор Арцыбашев, Федор Клементьев»[30].
Сравнительный анализ преамбул и формуляров двух источников позволяет сделать ряд предварительных выводов.

Первый. Тот источник по Водской пятине, который принято называть верстальной десятней 1605 г., не является таковым. На самом деле, это список поместного верстанья, т.е. «выжимка», из текста несохранившейся полнокровной десятни Ивангородского поместного и денежного верстанья и одновременной с ним раздачи государева денежного жалованья конца сентября 1605 г. с неизбежной в таких случаях процедурой «поруки в службе и деньгах» служилых людей. Примечательно, что полноценная десятня по Водской пятине утрачена была еще в годы Смуты, т.к. в ходе большого сыска поместных и денежных окладов дворян и детей боярских Новгородских пятин в мае 1619 г. «боярин и воеводы князь Иван Ондреевич Хованскай да Мирон Ондреевич Вельяминов да диак Третьяк Копнин» при определении истинных размеров поместных окладов служилых людей Водской как, впрочем, и Шелонской пятины использовали наряду с другими документами «список Иванегородцково верстанья Михайла Глебова сына (так в тексте — В.В.) Салтыкова с товарищи 114-го году, за приписью думново диака Томила Луговсково»[31]. При этом, сведения о денежных окладах 1605 г. «сыскивали» по окладчиковым «скаскам». Так, например, Дмитрий Иванов сын Зеленин в сентябре 1605 г. записан в списке Ивангородского верстанья как сын боярский дворовый, государево жалованье, деньги «имал из чети», поверстан был на 550 чети. В сыскной же десятне мая 1619 г. он значится уже первым среди служилых людей Водской пятины (многие погибли, умерли и просто состарились за годы Смуты) в качестве дворового в рубрике «дворяне» с поместным окладом в 850 чети. В ходе сыска выяснилось, что в Ивангородском верстанье 114 года поместный его оклад составлял 550 чети, денег ему было из чети 10 руб. Во 115-м году, «при царе Василье придано за Серпуховскую и зв Тульскую службу к его окладу 50 чети и денег 4 рубля. Да во 116-м году за Коширскую и за Тульскую службу придано 100 чети, денег 5 рублев. Да во 117-м году за Переславскую службу, как взяли Переславль Залесский у литовских людей, придано 100 чети, денег 20 рублев. Да во 124-м году, при государе царе и великом князе Всея Русии Михайле Федоровиче, за Смоленскую службу придано 50 чети, денег из чети 2 рубли. И по окладчицкой скаске поместной оклад ему 850 чети, денег из чети 41 рубль»[32]. Таким образом, за 10 лет верной службы государству, полной доблести и кровопролития, Д. И. Зеленин получил 4 придачи к окладам в общей сложности в 300 чети и 31 рубль. Его же сослуживец по служилому городу — Водской пятине — Феоктист Микитин сын Муравьев «по списку Иванегородцкого верстанья 114-го году» поверстан был на 600 чети и получал денег из чети «при царе Федоре 23 рубли». В дальнейших, после сентября 1605 г., событиях Смутного времени «при царе Василье» он получил 3 придачи к окладам: во 116-м году за Тульскую службу 50 чети, денег 5 руб., во 117-м году за Московское осадное сиденье 100 чети и 15 руб. и в том же году «за проезжую станицу» 50 чети и 10 руб. И всего, по окладчицкой скаске, поместный его оклад составил 800 чети, а денежный — из чети 53 руб., т.е. за свои боевые заслуги при царе Василии Ивановиче Шуйском он удостоился суммарной придачи к окладам, равной 200-м четям и 30-ти рублям[33]. Показательно, что после смерти, последовавшей в промежутке май 1619 г. — июль 1621 г., Феоктист Микитин сын Муравьев оставил жене и двум сыновьям, Иеву и Аристу, пустое поместье, в котором было всего лишь 125 четвертей пашни[34]. При поместном окладе в 800 четвертей поместная дача составляла 125 четвертей, т.е. в 6,4 раза уступала окладу. И это далеко не крайний случай ножниц между окладом и дачей.

Второй вывод заключается в том, что главной целью «воровского» верстанья лета и осени 1605 г. было не просто разовое увеличение поместных окладов, а коренная ломка основополагающего принципа службы «по отечеству»: верстанье окладами должно было всегда производится с учетом родовых заслуг, т. е. «отечества». Указ же самозванца предписывал разрыв с этой традицией сразу по двум позициям, и в отношении старослужащих, и в отношении служилых новиков: 1) «А которые дети боярские отечеством молоды, а собою и службою и головою своею добры, и тех верстали к тем же в статьи, которые отечеством добры...»[35] 2) «А которые новики служилые служат лет по 10-ти и по 15-ти с прожиточных поместей без поместного верстанья, и тех верстали по последним указом с старыми...»[36] Такого в истории служилых городов еще не бывало. Да, дворяне и дети боярские подчинились (благодаря выборному институту окладчиков многие удары по системе русской службы «по отечеству» удалось смягчить) и приняли новое верстанье. Но уже через полгода именно они позволили В. И. Шуйскому свергнуть самозванца и тем самым положили конец отступлению от принципа «отечества» при верстанье поместными и денежными окладами.

И третий вывод состоит в том, что ни о какой постепенности в расхождении поместных окладов и поместных дач говорить не приходится. Именно верстанье 1605 г. стало тем рубежом, за которым уже не было возврата к прежней традиции поместного верстанья, когда в сознании верстальщиков и служилых людей понятия «поместье» и «поместный оклад» сливались воедино: «А поместьем верстали дворян и детей боярских...»[37]
Десятни 1605 г. Бежецкой, Деревской и Обонежской пятин впервые позволяют представить систему поместных окладов, существовавшую до самозванческого верстанья, т.е. старых окладов по десятням 1604 г. (табл. 1). Итак, перечень поместных окладов применительно к 1604 г. охватывает 36 позиций (от 50-ти до 700 четвертей) и во многом отражает реальное положение дел в служилых городах с поместными окладами. Особых ножниц между поместными окладами и поместными дачами еще не наблюдается. Кстати говоря, мелкие поместные оклады, как правило, были следствием разделов отцовских поместных окладов и поместных дач. Дальнейший ход событий мог привести к повышению поместных окладов — дач, а мог оставить оклады неизменными в течение долгих лет и десятилетий службы. Многое здесь зависело от «отечества» служилых людей. Преобладающими в этом многообразии поместных окладов были следующие, по убывающей, оклады: 200 (25,6%), 150 (22,3%), 250 (15,8%), 300 (10,8%) и 100 четвертей (5,9%), что, в целом, соответствовало наиболее частым среди поместий размерам земельных дач. Примечательно, что доля наиболее крупных поместных окладов (550–700 четвертей) была незначительной и едва превышала суммарный порог в 2 процента. То же можно сказать и о группе мелких поместных окладов (50–90 четвертей).

Таблица 1. Поместные оклады дворян, детей боярских
и земцев Новгородских пятин в 1604 г.
Оклады
в
четвертях
Пятины
Всего
Бежецкая
Деревская
Обонежская
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
50
1
0,2
1
0,1
59
1
0,2
1
0,1
70
2
0,4
2
0,2
75
1
0,2
1
0,1
76
1
0,2
1
0,1
85
1
0,2
1
0,1
90
18
3,2
18
1,4
100
31
5,5
25
5,4
20
7,8
76
5,9
110
5
0,9
4
0,9
9
0,7
120
2
0,4
1
0,2
1
0,4
4
0,3
130
4
0,7
1
0,2
5
0,4
136
1
0,2
1
0,1
140
5
0,9
5
0,4
150
124
22,2
119
25,7
43
16,7
286
22,3
160
9
1,6
1
0,2
10
0,8
170
3
0,6
3
0,2
180
2
0,4
1
0,4
3
0,2
190
8
1,4
8
0,6
200
125
22,3
125
27,0
78
30,3
328
25,6
225
1
0,2
1
0,1
230
4
0,7
4
0,3
250
74
13,3
86
18,5
43
16,7
203
15,8
260
5
0,9
5
0,4
300
54
9,7
61
13,2
23
8,9
138
10,8
330
1
0,2
1
0,1
350
14
2,5
11
2,4
15
5,8
40
3,1
360
1
0,2
1
0,2
2
0,2
400
25
4,5
8
1,7
14
5,5
47
3,7
410
1
0,2
1
0,1
415
1
0,2
1
0,1
450
11
2,0
4
0,9
9
3,5
24
1,9
500
10
1,8
7
1,5
2
0,8
19
1,5
550
6
1,1
3
0,6
2
0,8
11
0,8
600
9
1,6
2
0,4
4
1,6
15
1,2
650
1
0,2
1
0,1
700
2
0,8
2
0,2
Итого:
557
100,0
464
100,0
257
100,0
1278
100,0
Примечание. В таблицы 1–3 вошли сведения об окладах только старослужащих дворян, детей боярских и служилых, т.е. пригодных к дальней полковой службе, земцев. Верстанье новиков и осадных земцев, в данном случае, не является представительным.
Положение дел резко изменилось в ходе верстанья 1605 г. (табл. 2). Во-первых, резко сузился перечень окладов с 36-ти до 13-ти (от 100 до 700 четвертей). Во-вторых, изменился шаг между отдельными величинами окладов, он стал равняться 50 четвертям, что было явно искусственным явлением, а потому далеким от реальной картины в сфере поместного землевладения. И, в-третьих, совершенно изменилась система окладов, в ней стали преобладать большие поместные оклады, не подкрепленные земельными дачами. Так, доля наиболее крупных окладов разом выросла почти в 8 раз и превысила 17%. Наиболее частым стал оклад в 400 четвертей (18,8%), к нему примыкала внушительная группа высоких, по меркам XVI в., поместных окладов: 300–350 (24,5%) и 450–500 четвертей (21,4%). Напрочь исчезли оклады меньше 100 четвертей, а оклады в 100 и 150 четвертей теперь составляли абсолютное меньшинство (3,2%).

Таблица 2. Поместные оклады дворян, детей боярских и земцев
Новгородских пятин после верстанья 1605 г.
Оклады
в
четвертях
Пятины
Всего
Бежецкая
Водская
Деревская
Обонежская
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
100
7
1,6
1
0,2
5
2,0
13
0,8
150
1
0,2
29
6,6
8
1,7
3
1,2
41
2,4
200
20
3,6
45
10,3
40
8,6
10
3,9
115
6,7
250
30
5,4
44
10,0
52
11,2
12
4,7
138
8,0
300
75
13,5
46
10,5
75
16,2
33
12,8
229
13,3
350
51
9,1
58
13,2
67
14,4
17
6,6
193
11,2
400
121
21,7
69
15,7
90
19,4
42
16,3
322
18,8
450
53
9,5
48
10,9
31
6,7
37
14,4
169
9,8
500
78
14,0
29
6,6
51
11,0
41
15,9
199
11,6
550
69
12,4
20
4,5
23
5,0
30
11,7
142
8,3
600
59
10,6
42
9,6
25
5,4
25
9,7
151
8,8
650
2
0,5
1
0,2
3
0,2
700
2
0,8
2
0,1
Итого:
557
100,0
439
100,0
464
100,0
257
100,0
1717
100,0

О размахе придач к поместным окладам в ходе верстанья 1605 г. позволяют судить данные таблицы 3. Прежде всего следует отметить, что придачи к старым окладам охватили 96,3% всех старослужащих Бежецкой, Деревской и Обонежской  пятин,  т. е. 1230 человек. Придачи к окладам
Таблица 3. Придачи к поместным окладам дворян, детей боярских
и земцев в ходе верстанья 1605 г.
Оклады
в
четвертях
Пятины
Всего
Бежецкая
Деревская
Обонежская
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
0
18
3,2
15
3,2
15
5,8
48
3,7
50
23
4,1
69
14,9
17
6,6
109
8,5
70
1
0,2
1
0,2
2
0,2
90
1
0,2
1
0,1
100
59
10,6
107
23,1
32
12,4
198
15,5
110
3
0,5
3
0,2
115
1
0,2
1
0,1
120
1
0,2
1
0,1
140
7
1,2
1
0,2
8
0,6
150
85
15,3
104
22,4
52
20,2
241
18,8
160
1
0,2
1
0,1
180
1
0,2
1
0,4
2
0,2
185
1
0,2
1
0,1
190
2
0,4
2
0,4
4
0,3
200
117
21,0
81
17,5
56
21,8
254
19,9
210
7
1,2
7
0,5
220
2
0,4
2
0,2
230
2
0,4
2
0,4
4
0,3
240
7
1,2
7
0,5
241
1
0,2
1
0,1
250
128
23,0
55
11,9
56
21,8
239
18,7
260
6
1,0
6
0,5
270
3
0,5
1
0,4
4
0,3
280
1
0,2
1
0,1
290
2
0,4
1
0,2
3
0,2
300
49
8,9
16
3,5
22
8,6
87
6,8
310
7
1,2
7
0,5
325
2
0,4
2
0,2
330
1
0,2
1
0,1
340
1
0,2
1
0,1
350
5
0,9
4
0,9
5
2,0
14
1,1
360
4
0,7
4
0,3
364
1
0,2
1
0,1
370
3
0,5
1
0,2
4
0,3
380
1
0,2
1
0,1
390
3
0,5
3
0,2
400
1
0,2
1
0,1
410
3
0,5
3
0,2
424
1
0,2
1
0,1
Итого:
557
100,0
464
100,0
257
100,0
1278
100,0
обошли только тех, чьи оклады ко времени верстанья составляли 600 и более четвертей. Остальным же последовали разовые придачи от 50-ти до 424-х четвертей. Так достигалось задуманное: уравнять «молодых службой и отечеством» с теми, кто «службой и отечеством были добры». Наиболее часто приходилось верстать придачами в 200 (19,9%), 150 (18,8%), 250 (18,7%) и 100 (15,5%) четвертей. Далее шли придачи по 50 (8,5%) и по 300 (6,8%) четвертей.
Таковы, в общих чертах, характеристики беспримерного верстанья лета — осени 1605 г. Цель этого верстанья была ясна современникам — попытка самозванца «прельстить» служилых людей и любой ценой удержаться на Московском престоле. Ради этой вожделенной цели он пошел на решительную ломку традиционной системы поместных окладов и даже на отрицание святая святых русской государственности — принципа службы «по отечеству». Финал этой затеи известен. Но, как говорится, самозванцы приходят и уходят, а народ остается и ему, и никому другому, приходится восстанавливать порушенное, расплачиваться потом и кровью, преодолевая последствия злодеяний самозванцев. Однако далеко не всегда и не все последствия можно преодолеть. Некоторые из них бывают необратимыми, в том числе и последствия верстанья 1605 г. Раз поднятую с таким азартом и размахом планку размеров поместных окладов долго было не суждено опустить. Пересмотр окладов в условиях Смуты и иностранной интервенции был бы губительным для русской государственности, так как неизбежно привел бы к широкому возмущению дворянства. Возможным стал только один путь: приняв в качестве исходного рубежа новую, самозванческую, систему поместных окладов, награждать служилых людей более скромными окладами, что и делал царь Василий Иванович Шуйский. Но ситуация осложнялась тем, что Смута и иностранная интервенция терзали Русь еще около полутора десятка лет и служилые люди за свои боевые заслуги не раз и не два получали придачи к поместным окладам по 50 и по 100 четвертей. Безусловно, эти заслуженные придачи не могут рассматриваться в одном ряду с «воровским» верстаньем 1605 г. Вместе с тем, начиная с этого года, поместные оклады из-за непомерности из размеров превращаются в символ служебной чести дворян и детей боярских. Это как звезды и просветы на погонах и галуны на воротничках и рукавах в более поздний период нашей истории.
Данная работа посвящается моему другу и соавтору — Александру Якимовичу Дегтяреву.






[1] Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. С. 312.
[2] Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Новгородские пятины. Руководитель авторского коллектива А. Л. Шапиро. Л., 1974. С. 122–123, 176–177, 181, 261 и др.
[3] Белокуров С. А. Разрядные записи за смутное время (7113–7122 гг.). М., 1907. С. 6.
[4] Попов А. Н. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 329.
[5] ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 243.
[6] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. IV. М., 1989. С. 417–418.
[7] Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. III. М., 1988. С. 30–31.
[8] Скрынников Р. Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск, 1987. С. 159.
[9] Там же. С. 160.
[10] Седов П. В. Поместные и денежные оклады как источник по истории дворянства в Смуту // Архив русской истории. Научный Исторический журнал. М., 1993. Вып. 3. С. 228.
[11] Там же. С. 229.
[12] Там же.
[13] Известия Русского генеалогического общества. Вып. IV. СПб., 1911. С. 435–509.
[14] Козляков В. Н. Служилый «город» Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль, 2000. С. 79.
[15] Там же.
[16] Там же. С. 80–81.
[17] РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Кн. 123. Л. 1–60.
[18] Там же. Кн. 130. Л. 1–210 об.
[19] Там же. Кн. 121. Л. 1–202 об.
[20] Там же. Кн. 305. Л. 1–126 об.
[21] РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Кн. 123. Л. 1–2.
[22] Там же. Л. 2–3.
[23] РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Кн. 121. Л. 1–3 об.
[24] Там же. Л. 3–4 об.
[25] Там же. Кн. 121. Л. 5–5 об.
[26] Там же. Кн. 123. Л. 4 об–6.
[27] Там же. Л. 6 об.
[28] Там же. Л. 11 об.
[29] Там же. Кн. 121. Л. 9.
[30] Там же. Л. 27–27 об.
[31] РГАДА. Ф. 210. Дела десятен. Кн. 126. Л. 1, 42. — Характерно, что здесь Михайло Салтыков, покрывший себя наибольшим позором прислужничеством Лжедмитрию I-му и активной ролью в Семибоярщине, записан по отчеству без «-вич».
[32] Там же. Кн. 126. Л. 3–4.
[33] Там же. Л. 5–5 об.
[34] Там же. Кн. 287. Л. 36, 133.
[35] Там же. Кн. 121. Л. 2 об.
[36] Там же. Л. 2 об–3.
[37] Там же.

Комментариев нет:

Отправить комментарий